Эй, ты неведающий страха,
Послушай, не давись куском...
Остался навсегда Кайафа,
Покуда будет род людской.
Чем знаменита личность эта? —
Мой разговор идет о ком, —
Не громкой славою поэта,
Не атамана бунчуком,
Не философией аскета,
И не открытием планет.
Кайафы не коснулось это,
Он не такой оставил след.
А в чем тогда его значение?
Бессмертие чем он заслужил?
Он для Христа нашел мучение,
Он крест Голгофы предложил.
* * *
Себя любить, конечно, надо:
Иначе здесь не проживешь.
Себя любить — большая слабость,
Всех остальных — большая ложь.
Взвалить стремление б на плечи,
Перевернуть громоздкий быт,
Чтоб было первое полегче,
Второму — пообширней быть.
* * *
Миг — это страшно мало,
Мигом — себя не утешишь.
Годы нужны, быть стало,
Чтоб осознать, как ты грешен.
Мигом мне наслаждаться?
Что вы, да я не со сдвигом.
Лучше и не рождаться —
Тому, кто доволен мигом.
* * *
Пионы из яркого сада,
Бокал золотого вина, —
Мне этого вовсе не надо,
А мне по душе — тишина.
Мне книги нужны эти,
Лист чистый, живое перо.
И пусть торжествует на свете,
Судьбою что мне не дано.
* * *
Ты по шоссе за солнцем мчался,
Ты думал: не наступит вечер,
Не для тебя ночь, а для чащи,
Зачем тебе такие вещи.
А солнце все-таки садилось,
Хоть медленно, но неустанно,
Движок твой оставляли силы,
Бензина — на рывок осталось.
Мотор заглох, видать сломался,
Сталь, и она не уцелела.
А для того, кто не погнался,
Уже вовсю заря алела.
* * *
Чем-то надо заниматься,
Чтоб от скуки не подохнуть:
В механизме колупаться —
Тещин поправляя зонтик.
Рифмы подбирать с нотацией,
Чтоб исправить чьи-то души,
Иль с друзьями тасоваться,
Околачивая груши.
Иль выдумывать системы,
В небо поднимая веки,
Иль, расписывая стены,
Думать: это все навеки.
И у дедушки Крылова
Надмевалася лягуха,
У нее, наверно, тоже
Шевелилась сила духа.
Чем-то заниматься надо —
Освещать скучищу стойла,
Но напрасно нас бравада
Распирает во все стороны.
Развлекаемся мы, братцы,
шевелим друг другу нервы.
Только смысла нет бодаться,
И считать себя шедевром.
* * *
Поэзия не умирает,
Впадает в глубокий сон;
Вот так же река затихает,
Когда под январским льдом.
Однако, явится новью
(Последовательность строга).
Воспрянет она весною,
Когда будут таять снега.
* * *
Неширокая речушка —
Камешек перелетит;
Взять и перейти, но где уж там, —
Придержи свой аппетит:
Как-никак — четыре метра...
Шесть, местами, в глубину;
Разве что на крыльях ветра
Одолеешь... ну и ну.
Так и в жизни — близко вроде:
Три минуты... и привет!
Что там размышлять о броде,
Если брода вовсе нет.
* * *
Стекло зеркал холодное не лжет,
И не солжет, разбей хоть на осколки,
На мелкие, на блесткие, на колкие.
Стекло зеркал холодное не лжет.
И ты свою строку преследуй строгую,
Где степень неправдивости мала.
Морщины отражают зеркала,
А душу отразить они не могут.
* * *
Пишите на радость, на случай,
Пусть пафос гремит словно таз;
Мы строчек восторженных слуги,
Иначе бы не было нас.
Пишите, пишите, пишите,
Коль это являет уют,
Но сердцем, душой не кривите,
Не лгите, а то засмеют.
Не выбирайте позу:
Мол, вот я какой! не иной.
Да лучше уж в сердце занозу,
Занозу, с полено длиной.
Любитель поэзии, прозы,
Дешевкой пера не тревожь.
Пугайся прилипчивой позы,
С которой соседствует ложь.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэзия : 2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
